Людмила Максимчук
ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ СЛОВАРЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
По страницам произведения
ПИСАТЕЛИ – ПОЖАР
ПИСАТЕЛИ. Писатели — это не те, кто умеют писать буквы и слова, не те, кто хорошо писали в школе сочинения, не те, кто могут написать инструкцию, письмо или отчет о проделанной работе.
Писатель — это когда умеешь и можешь написать больше и лучше, чем...
Писатель — это когда есть о чём, как и для чего писать.
Писатель — это когда каждое следующее слово не уступает предыдущему.
* * *
И написано — да кто бы решился издать сей труд?
И написано — да кто бы захотел прочесть его?
И написано — да кто бы прочел — и…
* * *
По кругу или по спирали
Все непременно повторится.
Чем были мы и чем мы стали,
В Великой книге отразится.
Дай только Бог, чтоб год за годом
Правдиво летопись писали,
И чтобы дети всех народов
Ее достойно продолжали...
Февраль 2007 г.
ПИСАТЕЛЬ.
Если писатель не отражает эпоху, ему приходится отражать самого себя.
Только выдающимся мастерам удавалось говорить о себе таким образом, чтобы заинтересовались другие.
Только великим художникам под силу создать произведения, поистине воспроизводящие их времена.
Только одарённым и искренним людям суждено оставить свои автографы на свитках времени.
Редкому писателю удаётся избежать внутреннего разлада с собой, если он живёт в пору отсутствия свободы самовыражения, в общественной формации угнетения личности. Свобода всегда ценится высоко, в любые времена. Теперь, наверное, жизнь устроена не хуже, чем бывало когда-то, но характеристики нынешнего времени не радуют. К сожалению, роль книг в жизни общества стала второстепенной – по сравнению с недавним прошлым. Занимательное чтение, увлекательные истории, лёгкая пища для ума – вот что нужно читателям. Трудное чтение не в моде. «Заказных» и безликих произведений в такие периоды появляется масса. Серьёзное чтение требует труда и творчества, определённых навыков читательской культуры. Именно эту культуру убивают в зародыше.
***
Если о главном… Кому оно нужно теперь, скажите на милость?
Все, кто имеют лицо и голос, должны надевать тёмные очки или маски, надвигать шляпы на лоб, скрывая своё лицо, и прикидываться немыми, чтобы сохранить номинальную свободу, а то и жизнь. Да и перчатки не помешают: осторожность в прикосновении к теме не повредит. Кто не хочет или не может заниматься камуфляжем, имеет самые печальные перспективы.
О, сколько же и тех, и других имён запомнила Россия!
...Помню, как в 1990 году мне впервые в жизни выпала возможность познакомиться с некими условиями публикации в популярном литературном альманахе, ещё в советском. Альманах выходил редко. Редактор прочитал несколько моих стихотворений, которые были написаны именно в тот период. Стихотворения ему понравились. Даже очень. Но что коллеги скажут? Откуда появилась заноза такая с никому не известными именем и фамилией?
Он сказал многозначительно:
– Наша серость вам этого не простит. Но попробуем.
Нет, не попробовали. И серость не простила. В советское время литераторам платили гонорар, и некоторым – приличный. Видимо, по старой памяти, и потом, после распада СССР какое-то время тоже платили, но своим. И кому я была нужна? Своих, и серых, и белых, и чёрных, вполне хватало и без меня – и тогда, и теперь.
Зато десять лет спустя издать можно было что угодно, лишь бы у автора нашлись деньги. Издательства готовы на всё. А профессиональные союзы? Сначала и в писательские союзы попасть было непросто, но через некоторое время, при наличии каких-то печатных работ, и это оказалось легко. Только знай плати за то и за это, налево и направо: за рекомендации, за сам факт приёма в заветную компанию, за само действо, а после – за удостоверения, за участие в конкурсах, за продвижение своего творчества, за публикации в известных и даже малоизвестных газетах и журналах, за какие-то значки, грамоты и медали, за пиар. Да-да, металл, бумага и благосклонность руководства дорогого стоят! Денег стоят немалых. Без денег тебя в упор не видят. Награды, дипломы, медали других общественных всевозможных организаций щедро украшают мундиры жаждущих признания и славы писателей, к тому же и заплативших за них из своего же кармана.
Качество литературы волнует очень немногих – и так до сих пор.
***
И вот ещё – Чернобыль. Что, как и кем написано о Чернобыле?
Такой жёсткий треугольник – Россия, Чернобыль, писатель – не сложился. Не сложился по многим причинам, и одна из них: жёсткости не хватает. А треугольник – не та фигура, которая зиждется на «мягких» рёбрах. И самая податливая сторона треугольника – фигура писателя, ведь и Россия, и Чернобыль – «железобетонные» константы. Недостающее жёсткое ребро – талант и бесстрашие писателя. Не только чернобыльские воспоминания, не только стремление вспомнить историю катастрофы, но и желание преклонить голову перед людьми, которые вынесли на своих плечах ту страшную беду... Память обо всех, кто ликвидировал последствия катастрофы очень важна, очень нужна.
Жаль, что жизнь так коротка.
ПЛАНЕТА. Планета Земля и Чернобыль? Или какая иная планета… Да вполне могла бы и планета быть другой, и Чернобыля могло бы совсем не быть. На параде планет все показывают лучшее, плохое в середину запрячут. А уж после бала… Говорят, жизни на ближайших планетах нет. А нужна ли им жизнь? А нам — нужна? Жизнь своей планеты, жизнь других планет, своя собственная жизнь?
ПЛАЧ. Плач об утраченном...
Плакать не нужно — плач отнимает последние силы.
Силы нужны, чтобы жить дальше.
ПЛЕЧО. Плечо товарища, плечо соратника, плечо друга — это самые важные слова из употребительного словаря противопожарной службы. Нет такого плеча — не будет опоры на пожаре. В одиночку ты можешь быть самым смелым и умелым, но без товарищей пожар не потушить. Пожарная команда — это такой союз, в котором каждый вправе полагаться на каждого. Здесь человеческие качества не менее важны, чем профессиональные — проверено неоднократно. Что в Чернобыле? Именно это и было самым важным. Не всякий раз и не каждый день горело, не всякий человек и не каждый пожарный готовы были безоговорочно подвергать свои жизни смертельной опасности, но уж если так вышло…
Когда Максимчук прибыл в Чернобыль, ему, при его расторопности и профессиональном чутье, понадобилось «пару часов», чтобы понять ситуацию и «схватить» ее остроту. Жди беды… Ждать пассивно нельзя. Беду нужно встречать во всеоружии. С кем? На кого опереться? Много людей, все из разных мест. Сплоченности и взаимопонимания долго нужно будет ждать, а тут некогда «притираться» друг к другу. Нужен свой человек, надежный и проверенный. Кто? Звонит в главк, В ГУПО МВД СССР, и просит срочно прислать помощника.
— Кого конкретно?
— Капитана Александра Сергеевича Гудкова, грамотного нормативщика, надежного и верного бойца. Если получится — как можно скорее!
Так и вышло, так и получилось, что из Москвы — их в той смене было и осталось двое... Александр Сергеевич все успел вовремя: и билет купить на поезд Москва–Киев (ехал в середине мая 1986 года — один в пустом вагоне в радиационный Киев), и в Чернобыль быстро добраться, и с собой привезти кое-что для поддержки личного состава. Успел быстро войти в курс событий. Успел несколько раз на станции побывать, принять участие в ряде ликвидационных работ. Успел для себя сделать определенные выводы. Одного только не успел — привыкнуть к тому, что увидел, узнал и прочувствовал. И вот… Неожиданный пожар в ночь с 22 на 23 мая не был таким уж неожиданным, а был он логическим продолжением того начала, что рвануло 26 апреля. В «Чернобыльском дневнике» полковника Альберта Черненко в описании хронологии 7–17 мая 1986 года не однажды звучит тревога-предупреждение: готовьтесь к пожару! Пожар не заставил себя долго ждать, не дождался «всеобщей» готовности. Первым, кто сел радом с Максимчуком в штабной бронетранспортер, направляющийся в горящий эпицентр, был Александр Сергеевич Гудков. Первый, кто «рванул» к блоку, был Владимир Васильевич Чухарев. Капитан Чухарев и капитан Гудков вместе учились в Ленинградском пожарно-техническом училище, дружили. В Чернобыле повстречались, были рады увидеться. И раньше за чужие спины не прятались, и прежде от опасностей не бегали, и всегда друг друга выручали да товарищей не бросали, а тут…
А тут были они самыми первыми и останутся ими навсегда.
На своих плечах и плечах товарищей они выдержали ту ночь, следующие за той ночью утро. Плечо Александра Сергеевича Владимир Михайлович почувствовал не раз той ночью, опираясь на него, особенно в минуты сомнений и переломов. Их было всего двое из Москвы, оба — воспитанники Московского гарнизона пожарной охраны, вместе служили в Учебном полку, вместе работали и в главке, оба — родственны по духу, схожи по взглядам и убеждениям. И потом они чувствовали плечо друг друга на работе, в нестандартной обстановке, в госпиталях и — мысленно — помогали друг другу на расстоянии. Плечо Владимира Чухарева «держало» Максимчука в состоянии уверенности: успеем, сможем, будем в силах «задавить» пожар! Не будь Гудкова и Чухарева — кто знает, что бы там было? Ясно что — были бы другие люди, но как бы события повернулись — это неизвестно, ибо цена каждой минуты была не выше цены той ошибки, которую допустила бы слабая воля не готового к такой ситуации человека. Судьба послала пожар-испытание, но она же и привела к этому испытанию тех, кто был способен его перенести. Как говаривали великие военачальники далекого уже прошлого: это в мирное время в армии в почете угодливые канцеляристы, а в минуту опасности нужны непокладистые и смелые вожди, которые поведут за собой в самое пекло и приведут армию к победе.
Плечо соратника.
Плечо друга.
Плечо — последняя опора…
Не было бы той победы без опоры на друзей своих, на капитанов, на лейтенантов, на рядовых — на них и держалась вся операция спасения. Любой армии в такой вот ситуации всегда будут нужны именно такие люди!
ПЛОХО.
Мне каждого жаль, ибо каждому — плохо…
Кого пощадила бы наша эпоха,
Когда предыдущих времен громадье
Заранее не пощадило ее?!
Август 2001 г.
Когда кому-то бывает плохо, все равно где-то существует тот, кому еще хуже — все относительно. Однако, чернобыльское «плохо» — абсолютная величина — плохо — эталон — хуже некуда — ни туда, ни сюда... — А куда?
ПОБЕДА.
« — Дети, вы знаете, какой сегодня день?
— Девятое мая.
— А праздник-то какой?
— День Победы.
— А что празднуют? Какой это праздник?
— Праздник дедушек и бабушек.
— А какое событие отмечают? Что было-то?
— Что? Да победили они кого-то там...
— А кого?
— Не знаем…»
Диалог, услышанный на улице в день 9 мая 2001 года
* * *
Тем не менее, светлый день 9 мая 1945 года остался в памяти нашего народа и грядущих поколений российского воинства незабываемым Днем победы, как для предшественников наших был день победы в войне 1812 года, а ранее — дни победы в других праведных сражениях с незваными захватчиками земель нашего Отечества. День начала войны — день трагедии, день победы — день светлого ликования! К сожалению, люди не могут запомнить дату дня победы над Чернобыльской катастрофой, зато многим памятна дата начала этой страшной трагедии — 26 апреля 1986 года.
Конца-края трагедии нет…
ПОБЕДИТЕЛЬ. Победитель — это тот, кто победил. Кого? Или что? И для чего? И что он сделал или сделает далее?
Да. Победителя не судят
И за углом тайком не бьют,
Не потому, что неподсуден,
А потому, что страшен кнут
Тем, кто иль честью, иль обманом
Пытался против выступать,
И потому, что сладок пряник
Тем, кто подошвы рад лизать!
Май 1974 г.
ПОВОРОТ. Поворот жизни, поворот судьбы, поворот реки… Иногда приходит в голову, что легче реку вспять повернуть, чем изменить свою судьбу или — не свою. А если повернуть? Мне не верится, что от идеи поворота рек отказались навсегда. О нет! Покорители природы не отступаются от поставленных задач. Все еще существуют, а временами и подают зычный голос проекты поворота сибирских рек. Проблемы Арала, усугубившиеся при постройке Каракумского канала, предполагается разрешить все тем же образом — за счет рек Сибири, за счет Иртыша. Ученые, однако, просчитали, что даже при благополучном исходе такого мероприятия Иртыш обмелеет и перестанет быть судоходной рекой. Только на Арале дела лучше не станут. Аральский бассейн почти не подлежит реанимации. Кроме того, реки Сибири, как и многие другие водные артерии России, кишат отравой из полного набора таблицы Менделеева. Все предприятия без стеснения спускают в них отходы своих производств, как будто жить всем им осталось пару дней. Или взаправду — именно так? А в нескольких сотнях метров от поймы Иртыша, в средней его части, находится хранилище, в котором содержится около ста тонн ртути; причем эта ртуть движется в сторону русла со скоростью пятьдесят метров в год. Если не принимать никаких мер, то Сибири грозит экологическая катастрофа, равных которой в мире еще не было. Так что Чернобыль просто отдохнул бы возле! Даже пусть это и обойдется — на время, но ведь идея переброски вод становится в наши-то дни скорее коммерческим, чем разумно-необходимым делом. Все стоит денег — нефть, ископаемые, прочие ресурсы. Водой можно запросто торговать, правда, пока она не отравлена той самой ртутью. Надо спешить! А еще можно додуматься и — продавать воздух, обыкновенный чистый воздух, пригодный для дыхания. Помните, у Александра Беляева был «Продавец воздуха»? Мы думали — фантастика, оказывается — типичная реальность.
К такой-то реальности повернуть легко... А обратно — как же?
Вот и весь поворот.
ПОДВИГ. Первый подвиг совершили пожарные Припяти и Чернобыля, а также сотрудники атомной станции 26 апреля 1986 года. Затем другие ликвидаторы совершали дальнейшие подвиги. Следующий за этими подвиг — был подвиг жить. Чернобыльская трагедия не однажды меняла сформированное общественное представление о том подвиге и о цене, которую нужно было за подвиг заплатить. Подвигу героев Чернобыля нет цены. Воинский подвиг, трудовой подвиг, профессиональный подвиг, человеческий подвиг, гражданский подвиг. Подвиг и подвижничество — вне всяких цен и оценок!
После подвига…
Вспоминаю о подвиге моряков русского крейсера “Варяг” в 1904 году и о том, что случилось с ними — во время подвига и после подвига...
Тем не менее, жизнь всегда стоит того подвига, что свершается во имя ее.
Подвиг движет жизнь, когда она уже готова прекратиться навсегда!
ПОДВОДНИКИ. Даже теперь, когда мне известны самые тяжелые и неприглядные подробности ухода из жизни близких мне людей с диагнозом «Чернобыль», мне все равно кажется, что нет ничего страшнее смерти на подводной лодке. Представляю, как погибали подводники на «Курске» в августе 2000 года — все члены экипажа, все 118 человек (!); отдаленно помню гибель подводной лодки «Комсомольск» в апреле 1989 года; могу представить и те подробности...
Причины гибели «Курска» долго оставались неясны. Сначала была версия о двух мощных взрывах в торпедном отделении. Потом были и другие — о столкновении с объектом, о подрыве на мине, о взрыве боеприпасов на борту; осталась версия — два взрыва... Жена (вдова) одного из погибших членов экипажа сказала в интервью журналистам: «Правду мы не узнаем никогда»… После подъема и вскрытия корпуса корабля в октябре 2001 года выяснилось, что причиной гибели экипажа лодки было отравление угарным газом во время пожара, бушевавшего по всей лодке; в эпицентре горения температура достигала 8 тысяч градусов — что могло при этом уцелеть? Считают, что «Курск» затонул за 6–7 часов. Реакторный отсек не пострадал. Целы и 22 крылатые ракеты. Установлено также, что атомный реактор был заглушен — подводники сделали все, чтобы не допустить аварии.
…Подводную лодку «Комсомольск» называли кораблем 21-го века. Корабль века унес в глубину веков жизни 42 человек. Подводные лодки уже не одно столетие хранят подводные тайны и человеческие секреты. О подводных лодках Первой и Второй мировых войн ходят легенды, об их гибели исписаны секретные тома. И уже потом, потом…
12 марта 1968 года не ответил на контрольный радиовызов подводный ракетоносец К-129, бортовой номер 574. («Антология таинственных случаев», журнал «Техника-молодежи», № 8 за 1992 год). Корабль исчез в водах Тихого океана; искали его долго, но не смогли обнаружить и следов. Можно было обратиться за помощью к американцам, что было вполне логично и гуманно, но не обращались. Все это было тогда большим секретом. Тогда было — пусть наши подводники умирают гордо, как, впрочем, и сейчас… В недрах подводных лодок столько торпед и боеголовок (в том числе и ядерных), что уж лучше пусть они никогда не всплывут наверх, а умрут вместе со своими секретами. А людей у нас много — часто даже не сообщают о точном числе погибших. В 1974 году американцы стали поднимать нашу лодку, но неудачно. Тем не менее, до самих «секретов» они сумели добраться, что им было важнее всего.
Подводная лодка — Чернобыльское понятие!
* * *
Заранее знали, что их не спасут,
Что тайну пучины с собой унесут,
Что ветер слегка потревожит волну,
А все остальное уйдет в глубину...
О подводниках, погибших во чреве подводной лодки «Курск», октябрь 2000 г.
ПОДЛОСТЬ. Такое вроде бы не чернобыльское слово, зато околочернобыльское, так часто встречающееся — почти привычное… Говорят, что слово «порядочность» в современном понимании из абсолютного понятия переместилось в разряд относительных. Разве? Но допускаю. Только уж абсолютная подлость как была, так ею и остается при любой перемене ветра и формы эполетов капитана. Так что же, пожелать ли нам всем относительно попутного ветра при абсолютной перемене капитанов?
ПОЖАР. Чернобыль – особая веха, особый случай, особая отметка…
К началу чернобыльских событий Владимир Михайлович по долгу службы занимался вопросами атомных станций, понимал, что ряд проблем далеко не решен – пытался их разрешить. Катастрофа, грянувшая на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС ночью 26 апреля 1986 года, в одночасье перевернула жизнь миллионов людей и стала проблемой целого мира. От Главного управления пожарной охраны МВД СССР на место катастрофы в Чернобыле поочередно выезжали руководители – для руководства сосредоточившимися там силами пожарных. Пришла очередь – и Владимир Михайлович Макисимчук, Член Правительственной комиссии по ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС, направился в Чернобыль вскоре после празднования Дня Победы.
В самом конце командировки Владимир Михайлович попал на ЧАЭС в сложные условия, в экстремальную, аварийную ситуацию в ночь с 22 на 23 мая 1986 года – пожар в помещениях главных циркуляционных насосов третьего и четвертого блоков.
Пожар был очень опасным, так как в случае развития грозил остановкой этих самых насосов, которые держали на себе третий и четвертый реакторы – машинный зал был заполнен тоннами масла, а сами трубопроводы и турбины находились под водородом. Остановка насосов неминуемо вела к выходу из режима третьего блока ЧАЭС, это грозило страшной катастрофой. Последствия ее были бы гораздо серьезнее, чем последствия катастрофы 26 апреля.
Тщательный анализ фактов показывает, что подполковник Максимчук дал себе отчёт в том, чем это грозит реально людям и станции. Владимир Михайлович сумел не растеряться, а напротив, собрать все свои силы и умение, чтобы не дать развиться этому пожару, и в то же время – сохранить людей, не допустить их погибели. Он прибыл безотлагательно к месту аварии, принял личное участие в разведке и в тушении. Уникальность случая: такой боевой разведки пожара в мире ещё никто не проводил; и подобного пожара тоже не было – до того. Ни высокая радиация, ни зашкаливание приборов, ни серьёзная радиационная рана на ноге (!), полученная незадолго до пожара при обходе территории АЭС, ни отсутствие средств защиты – ничто не смогли остановить его. При всём этом главное – в отношении к людям, в стремлении сберечь их жизни, что явилось проявлением высочайшего профессионализма и человеколюбия.
Дело в том, что в уставных документах пожарной охраны МВД СССР не было указаний к действию оперативных подразделений по тушению пожаров на атомных объектах, что стало причиной гибели 28-ми человек на пожаре на ЧАЭС 26 апреля 1986 года. И простому подполковнику пришлось полагаться только на себя, принимать смелое решение: и пожар потушить, и людей сохранить. А чиновники-руководители-распорядители, находившееся «за тридевять земель», по существу, не только самоустранились от решения вопросов тушения и трусливо следили за развитием событий. Они из-за укрытия своего приказывали настойчиво: массу людей бросить в пекло пожара в соответствии с Боевым уставом. Возможно, когда пожар обычный или знакомый по очертаниям. Но не этот. Таких ещё не бывало. Из-за укрытия легко командовать, особенно если дорожишь своей жизнью, личным благополучием. Обещали, что если Максимчук отступит от стандартных инструкций, ждёт его – в лучшем случае – тюремная камера. А уж погоны, звание, должность, партбилет – это отнимут сразу. Трибунал, расстрел… или что ещё… вот так нужно заплатить за человечность.
Интересно, как бы вышестоящие начальники отчитывались перед руководителями государства, если бы Максимчук не выручил их всех сразу?
Нет, Максимчук поступает промыслительно, с опережением установок. Приказ Максимчука последовал такой: оставить технику на месте, а боевым расчётам отступить к административному корпусу станции. Здесь и будут находиться все силы пожарных. Далее – организовать тушение пожара поочерёдными сменами по пять человек в каждой. Так он решил, так надо действовать. Поскольку количество бойцов было ограничено, и большинство из них были новобранцами, каждую боевую пятёрку должен возглавлять офицер. Время работы каждой смены – не более десяти минут, чтобы люди не переоблучились. От административного корпуса до станции – 1,5 километра. Максимчук установил такой порядок следования личного состава к пожару: расстояние до станции – преодолевать на БТРах, а далее, от БТР до пожара, – по рукавным линиям, чтобы в темноте не сбиться с маршрута и исключить несчастные случаи. Водяные стволы были надёжно закреплены и заземлены на месте пожара, и подача воды не должна была прекращаться ни на секунду.
Далее – мобилизовал всех имеющихся в наличии сотрудников и резервистов; вызвал резерв из Киева и Иванково; лично руководил тушением пожара с 2 часов 30 минут до 14 часов 23 мая 1986 года – пока физически держался на ногах, и уже отдавая последние силы, произвел расчёт пенной атаки с таким прицелом, чтобы не дать вспыхнуть пожару вновь или «проснуться огню» в другом месте кабельных тоннелей.
Его уверенные действия позволили пожарным успешно осуществить верный замысел на практике, ликвидировав смертельно опасный очаг пожара за относительно короткое время. Как справедливо говорили тогда, решительность и самоотверженность Владимира Михайловича спасли людей (а их было 318 человек, и все остались живы), станцию и – по большому счёту – полпланеты.
Предложенная им тактика тушения пожаров на атомных объектах прежде не имела аналогов и впоследствии стала достоянием мирового сообщества пожарных. Сам же пожар попал в разряд «секретных», подвиг долго скрывали, зато последующие страдания были явными, и скрыть их было невозможно…
По современным методам подсчета Владимир Михайлович получил не менее 700 рентген. И только сила воли, твердость характера, высокая мораль позволяли не просто выживать, но и вершить большие дела.
С тех самых пор пожарные страны стали называть Владимира Михайловича Героем Чернобыля.
О пожаре начальством было принято жёсткое решение: не распространяться, мол, не стоит будоражить общество, и без того напуганное словом «Чернобыль». Молчание и сокрытие фактов о размерах катастрофы на ЧАЭС всё более переходили в преступление. Пожар тщательно замалчивался, подвиг попал в разряд «секретных», а последующие человеческие страдания были настолько явными, что скрывать их оказалось просто невозможно.
Никаких наград ему не полагалось.
Нет подвига — нет героев — нет наград!
На том пожаре Владимир Михайлович получил сверхвысокую, смертельную дозу радиации, которая, по современным методам подсчёта, составляет около 700 рентген – в семь раз превышая роковой предел. С поля сражения, с лучевыми ожогами голени и дыхательных путей, его увезли в Киев. К машине несли на носилках – сильно тошнило, почти рвало, ходить и говорить громко уже не мог. Под капельницами он провёл около месяца, а дальше предстояли мытарства, тяжкие болезни, малоэффективное, изнуряющее лечение, очередные дела. Другому человеку и десятой доли свершений, и десятой доли болезней хватило бы с избытком…
Но хотя впереди маячил смертельный приговор, Максимчук знать об этом не желал. Он ещё не сделал всего, на что способен. Твердость характера и высокая мораль вели к главной цели жизни, позволяли до поры игнорировать безжалостный приговор. Заставляя свой организм сражаться всеми клетками, больными и здоровыми, преодолевал все мужественно, почти без жалоб, не желал признавать себя инвалидом, деградировать как личность, но – напротив – собирался с силами и работал дальше. Невзирая на то, что за свой по-настоящему героический поступок в Чернобыле не получил никакой награды, только выразительное молчание в ответ, а чаще глухое осуждение со стороны клерков-буквоедов (так не принято тушить пожары!), оптимизма не терял, собирался долго и полноценно трудиться. Ни разу не пожалел, что поступил в Чернобыле неординарно! Старался – и успевал – реализовать свой опыт и перспективные идеи, тушить пожары, воспитывать молодых бойцов.
Чернобыль – особая веха, особый случай, особая отметка…
К началу чернобыльских событий Владимир Михайлович по долгу службы занимался вопросами атомных станций, понимал, что ряд проблем далеко не решен – пытался их разрешить. Катастрофа, грянувшая на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС ночью 26 апреля 1986 года, в одночасье перевернула жизнь миллионов людей и стала проблемой целого мира. От Главного управления пожарной охраны МВД СССР на место катастрофы в Чернобыле поочередно выезжали руководители – для руководства сосредоточившимися там силами пожарных. Пришла очередь – и Владимир Михайлович Макисимчук, Член Правительственной комиссии по ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС, направился в Чернобыль вскоре после празднования Дня Победы.
В самом конце командировки Владимир Михайлович попал на ЧАЭС в сложные условия, в экстремальную, аварийную ситуацию в ночь с 22 на 23 мая 1986 года – пожар в помещениях главных циркуляционных насосов третьего и четвертого блоков.
Пожар был очень опасным, так как в случае развития грозил остановкой этих самых насосов, которые держали на себе третий и четвертый реакторы – машинный зал был заполнен тоннами масла, а сами трубопроводы и турбины находились под водородом. Остановка насосов неминуемо вела к выходу из режима третьего блока ЧАЭС, это грозило страшной катастрофой. Последствия ее были бы гораздо серьезнее, чем последствия катастрофы 26 апреля.
Тщательный анализ фактов показывает, что подполковник Максимчук дал себе отчёт в том, чем это грозит реально людям и станции. Владимир Михайлович сумел не растеряться, а напротив, собрать все свои силы и умение, чтобы не дать развиться этому пожару, и в то же время – сохранить людей, не допустить их погибели. Он прибыл безотлагательно к месту аварии, принял личное участие в разведке и в тушении. Уникальность случая: такой боевой разведки пожара в мире ещё никто не проводил; и подобного пожара тоже не было – до того. Ни высокая радиация, ни зашкаливание приборов, ни серьёзная радиационная рана на ноге (!), полученная незадолго до пожара при обходе территории АЭС, ни отсутствие средств защиты – ничто не смогли остановить его. При всём этом главное – в отношении к людям, в стремлении сберечь их жизни, что явилось проявлением высочайшего профессионализма и человеколюбия.
Дело в том, что в уставных документах пожарной охраны МВД СССР не было указаний к действию оперативных подразделений по тушению пожаров на атомных объектах, что стало причиной гибели 28-ми человек на пожаре на ЧАЭС 26 апреля 1986 года. И простому подполковнику пришлось полагаться только на себя, принимать смелое решение: и пожар потушить, и людей сохранить. А чиновники-руководители-распорядители, находившееся «за тридевять земель», по существу, не только самоустранились от решения вопросов тушения и трусливо следили за развитием событий. Они из-за укрытия своего приказывали настойчиво: массу людей бросить в пекло пожара в соответствии с Боевым уставом. Возможно, когда пожар обычный или знакомый по очертаниям. Но не этот. Таких ещё не бывало. Из-за укрытия легко командовать, особенно если дорожишь своей жизнью, личным благополучием. Обещали, что если Максимчук отступит от стандартных инструкций, ждёт его – в лучшем случае – тюремная камера. А уж погоны, звание, должность, партбилет – это отнимут сразу. Трибунал, расстрел… или что ещё… вот так нужно заплатить за человечность.
Интересно, как бы вышестоящие начальники отчитывались перед руководителями государства, если бы Максимчук не выручил их всех сразу?
Нет, Максимчук поступает промыслительно, с опережением установок. Приказ Максимчука последовал такой: оставить технику на месте, а боевым расчётам отступить к административному корпусу станции. Здесь и будут находиться все силы пожарных. Далее – организовать тушение пожара поочерёдными сменами по пять человек в каждой. Так он решил, так надо действовать. Поскольку количество бойцов было ограничено, и большинство из них были новобранцами, каждую боевую пятёрку должен возглавлять офицер. Время работы каждой смены – не более десяти минут, чтобы люди не переоблучились. От административного корпуса до станции – 1,5 километра. Максимчук установил такой порядок следования личного состава к пожару: расстояние до станции – преодолевать на БТРах, а далее, от БТР до пожара, – по рукавным линиям, чтобы в темноте не сбиться с маршрута и исключить несчастные случаи. Водяные стволы были надёжно закреплены и заземлены на месте пожара, и подача воды не должна была прекращаться ни на секунду.
Далее – мобилизовал всех имеющихся в наличии сотрудников и резервистов; вызвал резерв из Киева и Иванково; лично руководил тушением пожара с 2 часов 30 минут до 14 часов 23 мая 1986 года – пока физически держался на ногах, и уже отдавая последние силы, произвел расчёт пенной атаки с таким прицелом, чтобы не дать вспыхнуть пожару вновь или «проснуться огню» в другом месте кабельных тоннелей.
Его уверенные действия позволили пожарным успешно осуществить верный замысел на практике, ликвидировав смертельно опасный очаг пожара за относительно короткое время. Как справедливо говорили тогда, решительность и самоотверженность Владимира Михайловича спасли людей (а их было 318 человек, и все остались живы), станцию и – по большому счёту – полпланеты.
Предложенная им тактика тушения пожаров на атомных объектах прежде не имела аналогов и впоследствии стала достоянием мирового сообщества пожарных. Сам же пожар попал в разряд «секретных», подвиг долго скрывали, зато последующие страдания были явными, и скрыть их было невозможно…
По современным методам подсчета Владимир Михайлович получил не менее 700 рентген. И только сила воли, твердость характера, высокая мораль позволяли не просто выживать, но и вершить большие дела.
С тех самых пор пожарные страны стали называть Владимира Михайловича Героем Чернобыля.
О пожаре начальством было принято жёсткое решение: не распространяться, мол, не стоит будоражить общество, и без того напуганное словом «Чернобыль». Молчание и сокрытие фактов о размерах катастрофы на ЧАЭС всё более переходили в преступление. Пожар тщательно замалчивался, подвиг попал в разряд «секретных», а последующие человеческие страдания были настолько явными, что скрывать их оказалось просто невозможно.
Никаких наград ему не полагалось.
Нет подвига — нет героев — нет наград!
На том пожаре Владимир Михайлович получил сверхвысокую, смертельную дозу радиации, которая, по современным методам подсчёта, составляет около 700 рентген – в семь раз превышая роковой предел. С поля сражения, с лучевыми ожогами голени и дыхательных путей, его увезли в Киев. К машине несли на носилках – сильно тошнило, почти рвало, ходить и говорить громко уже не мог. Под капельницами он провёл около месяца, а дальше предстояли мытарства, тяжкие болезни, малоэффективное, изнуряющее лечение, очередные дела. Другому человеку и десятой доли свершений, и десятой доли болезней хватило бы с избытком…
Но хотя впереди маячил смертельный приговор, Максимчук знать об этом не желал. Он ещё не сделал всего, на что способен. Твердость характера и высокая мораль вели к главной цели жизни, позволяли до поры игнорировать безжалостный приговор. Заставляя свой организм сражаться всеми клетками, больными и здоровыми, преодолевал все мужественно, почти без жалоб, не желал признавать себя инвалидом, деградировать как личность, но – напротив – собирался с силами и работал дальше. Невзирая на то, что за свой по-настоящему героический поступок в Чернобыле не получил никакой награды, только выразительное молчание в ответ, а чаще глухое осуждение со стороны клерков-буквоедов (так не принято тушить пожары!), оптимизма не терял, собирался долго и полноценно трудиться. Ни разу не пожалел, что поступил в Чернобыле неординарно! Старался – и успевал – реализовать свой опыт и перспективные идеи, тушить пожары, воспитывать молодых бойцов.
