Людмила Максимчук
ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ СЛОВАРЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
По страницам произведения
ВДОВА – ВОПРОС 1
ВДОВА. Вдовы от Чернобыля? Казалось, и без чернобыльских вдов иных вдов хватает с избытком: незатухающие очаги военных действий, серии национальных конфликтов и катастроф, бесконечная междоусобица на внутреннем пространстве и внешних рубежах страны вырывают мужчин из семьи, калечат жизни женщин и детей, сотрясают общество. Считается, что в жизни женщины ничего нет страшнее, чем похоронить сына или потерять супруга. То есть при достоверности того факта, что женщина живет дольше мужчины, горя и скорби на ее долю выпадает больше, чем на долю мужчины. Из всех женщин, ставших вдовами вследствие перечисленных причин, вдовы Чернобыля — самые горькие вдовы. Их число постоянно возрастает в геометрической прогрессии, ибо в таком порядке возрастают последствия Чернобыльской аварии, коверкая судьбы живущих.
…Маргарита Михайловна Кондрашина похоронила своего супруга, Юрия Михайловича Кондрашина, 1946 года рождения, осенью 1995 года, через девять лет после его недолгой командировки в Чернобыльскую зону. Прожили они вместе 28 лет, были ровесниками. Познакомились в 1963 году, оба до этого жили в Москве: Маргарита — на Донской улице, а Юра — на Мосфильмовской. Так получилось, что их познакомила Юрина соседка по лестничной клетке, с которой Маргарита училась в станко-инструментальном техникуме. Она тогда частенько приходила к подруге, которая жила недалеко от техникума. Юра же в те годы работал в механических мастерских при МГУ, ушел из девятого класса. На работу в столь юном возрасте пошел сознательно — хотелось самостоятельности, было заманчиво заработать деньги, стать независимым от родителей. Потом же, в процессе работы, стало ясно, что без учебы толку не будет, поэтому без отрыва от работы закончил вечернюю школу. Предстояла служба в армии. Задумывался о будущем, советовался со старшими; решил поступать в военное училище¸ и в 1964 году поступил в Ленинградское пожарно-техническое училище — альтернатива армии. Учился хорошо и отлично, с удовольствием, не то, что в школе — без особого энтузиазма. Понимал, что строит фундамент своей жизни. Находил интерес в учебе по каждому предмету; правда, к спорту особого расположения не имел, отшучивался… Юра предпочитал скорее оформить стенгазету, чем, к примеру, мяч гонять. Любил всегда делать то, к чему имел склонность. После окончания учебы приехал в Москву лейтенантом, был направлен на работу в пожарную часть на Донской улице, рядом с домом Маргариты — вот судьба так судьба…
В 1967 году Юра и Маргарита поженились. Жили потом вместе с мамой Маргариты Михайловны, Марией Никаноровной. Отец Маргариты, Михаил Сергеевич, умер давно, а мама прожила с ними всю жизнь, можно сказать, всю себя посвятила детям и внуку Мише, который вскоре и родился, в 1968 году. Для Маргариты Михайловны мама была во всем поддержкой и помощницей – мама помогала и растить внука, и вести хозяйство, словом, создавала условия для работы дочери и зятя. Жили всегда дружно и мирно. Что и говорить, Маргарита чувствовала себя уверенно рядом с мамой! Все было хорошо, и для Юры эти годы были, наверное, самыми лучшими годами его жизни. Все было рядом, так что быстро — на работу, быстро — домой. Маргарита умудрялась приносить мужу обеды, а то и ужины, прямо в его кабинет, ведь особого времени «для себя» у Юрия Михайловича не было. А были пожары, и летом, и зимой, и — всегда. Пожары времени не выбирали. Мария Никаноровна только вздрагивала при виде своего зятя, возвращавшегося с ночных или, особенно, зимних пожаров: закопченный, чумазый и промерзший, в одежде, окаменевшей от мороза и застывшей, как броня. Она всегда уважала Юру, жалела и любила, как сына.
Это была и в самом деле счастливая пора для всей семьи.
Может, тогда, так и не казалось, но потом — по итогам жизни — так получилось… Что задумывали, к чему стремились — всего удавалось добиться, все было не в тягость. Жизнь протекала без особенных неожиданностей, в основном была — работа, иногда — праздники. У Маргариты даже на работе мысли о семье из головы не выходили, а у Юры — даже дома покоя не было от того, что могло произойти за время его отсутствия на службе. Пожарный — всегда на посту, особенно если в его обязанности входят оперативные и практические вопросы пожаротушения. Юрий Михайлович много работал, но по достижении какого-то нового уровня не мог остановиться на этом. Порядковое продвижение по служебной лестнице не представлялось для него целью службы. Задумал учиться дальше, расширять кругозор. На очном отделении учиться не было возможности — с работы не отпускали; оставалось только совмещать работу и учебу, да ему это было привычно. Успешно поступил на вечернее отделение МИСИ, которое и закончил в 1975 году, что ему очень помогло в профессиональном становлении.
Маргариту же сразу после окончания техникума распределили в войсковую часть Министерства обороны. Занималась конструкторской и проектной работой, вскоре доросла до инженерной должности. Потом перешла в гражданскую систему, а в 1979 году — в охранную службу милиции, в бюро пропусков, где и осталась на долгие годы. Так было удобнее для нее самой, для семьи, ведь Юрий Михайлович все годы работал много и усердно, был предан службе, все свое время отдавал работе, где бы ни служил. После пожарной части местом службы Юрия Михайловича был районный Госпожнадзор, позже перешел в Управление пожарной охраны Москвы, в нормативно-технический отдел под руководство Нины Николаевны Волковой. Это имя запомнилось Маргарите Михайловне тем, что Юрию Михайловичу она дала очень много: свой опыт, знания, эрудицию… Здесь он работал достаточно долго; инспекторская работа была ему не характеру, а здесь он нашел себя.
Уже потом пригласили в главк, на должность заместителя начальника нормативно-технического отдела, и Юрию Михайловичу это дело пришлось по душе. Он уже имел немалый опыт работы в разных коллективах, не боялся общаться с людьми, а усидчивая и конкретная работа с чертежами, техникой, с нормативно-техническими документами ему нравилась еще со времен учебы. Тут он почувствовал себя точно на своем месте, и его самого сумели оценить как специалиста. Рядом же работали уважаемые коллеги и друзья. Работать было интересно, перспективно. Бывали командировки, совещания, текущие дела, было все, но Чернобыля тогда еще не было… С Маргаритой Михайловной делился только тем, что считал возможным для сохранения мира и покоя в семье. Заранее не тревожил, ничего беспокойного не сообщал. Чувствовал себя всегда относительно неплохо, но иногда случались головные боли и давление, бывало, подскакивало, только подолгу никогда не болел. Да все бы это ничего, если бы…
Такая была замечательная семья!
О, если бы не Чернобыль…
Чернобыльская катастрофа черной отметиной впечаталась в судьбы человеческие, стала и общей, и личной бедой каждого, кто имел непосредственную причастность к ней. Юрий Михайлович, подполковник, заместитель начальника нормативно-технического отдела Главного управления пожарной охраны МВД СССР, вылетел в Чернобыль спецрейсом 1 ноября 1986 года для подготовки проведения энергопуска блока НР2 Чернобыльской АЭС. Работал в непосредственном соседстве с опасностью, проводил ревизию энергосетей и электрооборудования, обработку кабельных потоков, проверку эффективности работы всех систем, обеспечивая меры противопожарной безопасности. Ему хватило всего четырех дней, чтобы потом болеть всю оставшуюся жизнь… По приезде ничего особенного Маргарите не рассказывал, да и сам ничему такому особого значения не придавал – так казалось со стороны…
Обмолвился, правда, однажды, как присел покурить с товарищами на какой-то железной балке, а ему бывалые ребята и говорят; поднимайся, мол, поскорее, а то на бомбе сидишь! Оказалось, в той «бомбе» была страшная доза радиации, а вывезти и захоронить ту «бомбу» еще не успели… Да не один он такой там был, да и не одна подобная «бомба» нанесла смертельные раны десяткам пожарным и другим ликвидаторам!
…После возвращения Юрия Михайловича поставили на учет в поликлинику. Периодически брали кровь и все анализы, как полагается, раз в год обследовали. Он продолжал работать, как привык, ведь дел у него меньше не стало. Не сразу, а со временем, постепенно, здоровье стало сдавать. Самочувствие явно ухудшалось без видимых на то причин. Как-то слишком быстро и заметно похудел, стал раздражительным и легковозбудимым. Жаловаться не любил. Боли возникали то тут, то там, скрывать их стало невозможно. В жизни Маргариты началась страшная полоса. Уж чего-чего, а этого она никогда не ждала! Обследования выявили серьезное заболевание печени. Маргарита не знала, куда бежать, за какую соломинку ухватиться. Юру, конечно, лечили периодически и в стационарах, но лучше ему так и не становилось. Лежал он и в Центральном госпитале МВД, и в специализированной клинике по лечению печени, и в клинике Пирогова, и в Обнинской больнице — где только не лежал!
Старались помогать друзья, родные, кто чем мог. Очень выручала помощь друзей. Маргарита всегда с благодарностью вспоминает, как Евгений Кирюханцев, Виктор Аникеев, Михаил Колпаков и другие сотрудники, которые работали с ним вплотную, кропотливо искали пути, средства и меры помощи. Ребята старались помочь, делали все, что могли, и до конца Юриных дней были рядом с ним. Генерал Евгений Кирюханцев сам немало времени провел на ликвидации последствий аварии на Чернобыле в июне 1986 года, чуть пораньше Юрия Михайловича. Все понимал, переживал за друга, использовал все свои возможности, куда только ни обращался — искал лекарства, врачей, консультантов. Конечно, это очень поддерживало Юрия и Маргариту, ведь одна она ничего бы сделать не смогла — никогда в жизни… Она была уверена, что друзья делают все, что только в их силах. Без них она бы пропала. Делалось все, но принципиально проблемы здоровья были не разрешимы. Все было напрасно.
За год до смерти Юрию случилось простудиться, долго держалась небольшая температура. Положили в Центральный госпиталь МВД. Однако, гораздо раньше у врачей уже появились серьезные подозрения, только сразу их не высказывали (?) вслух. Это потом друзья дознались… Фактически Юрий Михайлович был болен почти четыре года. Когда появились сильные боли в области печени, они послужили сигналом дальнейшего развития заболевания. Пациентом пришлось заняться серьезнее. После полного обследования обнаружили болезнь — гепатит печени и сообщили Маргарите Михайловне, что печень… уже неоперабельна. Правда, в Пироговке предлагали сделать операцию по трансплантации печени, но Юрий Михайлович не согласился. Полежал там, увидел, как выживают после таких операций, и отказался — вероятность успеха была не более пяти процентов. Да еще ведь был нужен подходящий донор, а это целое дело, да и вообще — большой вопрос этики… К тому же, существуют такие пределы, где только дух всемогущ, а медицина бессильна. Юрий это понимал. Последние недели и дни были самыми тяжелыми. Все резко обрывалось и катилось в бездну… А ведь что говорили: надо было обращаться раньше, но когда же? Становилось хуже и хуже. Юрий Михайлович умер дома. И Маргариточка была рада, что последние свои дни и часы Юра провел среди близких людей, что не отдала его в какую-нибудь очередную больницу…
Очень похоже поступали и с Максимчуком Владимиром Михайловичем: укладывали в лечебницы-госпиталя, ничего не объясняя, а выписывали на вольную волю, ничего не обещая — кроме плохого, и говорили, что уже поздно… Юрий Михайлович умер от лейкемии и сопутствующих заболеваний, давая себе отчет во всех причинах и следствиях. Последний раз я видела его на кладбище, на Митинском кладбище, 26 апреля 1995 года, у свежей еще могилы моего мужа — Юра на один день «сбежал» из госпиталя повидаться с коллегами и друзьями, посетить родные могилы. Мне удалось тогда поговорить с ним, правда, не долго. Он меня расспрашивал о делах, интересовался, чем помочь. Да, очень и помог мне тогда, когда я была совершенно не в состоянии заниматься устройством нотариальных и еще каких-то дел, давно уже опоздала с оформлением документов разного рода после смерти мужа. Юра посоветовал, как поступать, к кому обращаться, с кем иметь дело. Я также спросила у него; не нужно ли чем ему помочь? А он ответил, что не нужно, что ему и так все помогают. Потом, когда уже лежал дома, я звонила и расспрашивала, хотела навестить, на что он ответил:
— После.
— После чего?
— После того, как станет лучше…
…Лучше, однако, не стало… Никогда с Владимиром Михайловичем он в годы совместной работы особенно не дружил, но всегда его уважал, а мне и раньше сочувствовал. Евгений Кирюханцев потом мне сказал, что в последние дни болезни он хлопотал, чтобы Юру положили на Каширку, да вот не успели. А я подумала: и хорошо, что не успели — кроме мучений, там ничего быть не могло. Владимира Михайловича, в конце концов, тоже собирались положить туда же, но когда мы приехали на предварительную консультацию, нам сразу же стало ясно, на что способна тамошняя медицина… 4 сентября 1995 года еще одной Чернобыльской могилой в Митино стало больше.
А Маргариту Михайловну я узнала уже потом. Потом, на кладбище же увидела и сына Мишу; очень на отца похож… Миша закончил тот же институт, что и Юрий Михайлович, но пошел по своей дороге. Миша женился, в октябре 2000 года родился внук Никитка, и почти в то же время умерла Мария Никаноровна… Можно сказать, семья сохранила свои ряды.
Маргарита Михайловна глубоко пережила свое горе, так до конца и не стряхнула с себя ту боль… Внук спасает, сама пока работает, друзья не забывают. Она умеет радоваться за других, что немало. И еще сказала, что случись такое чудо, и вернулись бы наши мужья домой (как я выражаюсь, из долгосрочной командировки), они бы не опоздали попасть в струю жизни, вписаться в реальность повседневности. Не так еще много времени прошло, чтобы их идеи и устремления устарели, а они сами не пригодились бы как отличные специалисты и много пользы принесли бы обществу; сумели бы далее, выйдя на пенсию, найти хорошую, достойную работу. Для своих же родных и близких было бы радости — и говорить нечего! Юрий Михайлович всегда говорил жене:
— Моя работа — это мой хлеб. Моя специальность нас всегда прокормит. Маргарита, мы с тобой никогда не пропадем!
…Теперь, когда Юрия давно уже нет, Маргариту кормит ее низкооплачиваемая работа, небольшая своя пенсия, плюс — по закону — мизерная пенсия за погибшего супруга. Да ведь семья требует многого. Все вместе взятое — это совсем не то, что заработал бы Юрий Михайлович, имея светлый ум, хорошую специальность да как минимум — жизнь и здоровье. Никакое (даже самое процветающее) государство не в состоянии скомпенсировать хотя бы в малой мере своими законными выплатами и льготами то, что оно же и отняло у добропорядочной женщины вместе со смертью ее супруга…
Вдовы от Чернобыля? Ну и что? Россия — страна вдов, и давно пора привыкнуть к этому обстоятельству!
Июнь 2002г.
ГОРЬКАЯ ПРАВДА
Среди горестных слов есть такие слова,
Как клеймо и упрек: «сирота» и «вдова»,
А из прочих, красиво уложенных слов,
Утешения нет для сирот и для вдов.
Непонятно, откуда берутся они
В наши яркие будни и светлые дни?
И сироты, вдовы, и правда о них –
Раздражают, коробят других.
Говорили: ваш долг – защищайте страну,
И в Чернобыль мужчины пошли на войну.
А вернулись оттуда – никто не сказал,
Что отец или муж на войне воевал.
Но зато поспешили прилюдно сказать,
Что их подвиг придется еще доказать!
Кто-то не доказал, кто-то так доказал:
На глазах у семьи умирал…
Сотни тысяч отцов, сотни тысяч мужчин,
Не искали себе благовидных причин,
Чтоб не ехать в Чернобыль, остаться в тепле,
Чтоб продлить свою жизнь на Земле.
Но останься они далеко в стороне,
Катастрофа прошлась бы по целой стране,
И другие народы и страны Земли
Уцелеть бы уже не смогли!
* * *
Чернобыльские вдовы, чернобыльские дети,
Никто вам не подскажет, как дальше жить на свете,
Никто не пожалеет, никто вас не поймет –
Никто отца и мужа не вернет!!!
Май 2008г.
ВЕК. В каждом веке для каждого народа и для каждого поколения была своя война или подобное потрясение. Двадцатый век — не исключение. В двадцатом веке в результате войн, катастроф и других конфликтов погибло более ста миллионов человек, причем в начале века погибших было больше из числа военных, а в конце его больше погибало уже мирных жителей. Кроме того, двадцатый век, выпавший на большую долю моей жизни, разочаровал многих мыслителей и гуманистов по части всемогущества разума. Научно-технологические системы, создаваемые человеком, могут служить и добру, и злу в определённых пропорциях, и последние сто лет заметно изменили эти пропорции в пользу зла. В двадцатом веке была создана атомная бомба, освоены, а также испытаны на живом материале ядерные технологии. Число погибших и пострадавших от этого полностью подсчитать невозможно, а все худшее впереди.
ДВАДЦАТЫЙ ВЕК
Двадцатый век двадцатой картой лег
На девятнадцать карт прошедших сотен.
Его последний день не так далек,
Как — окончательно — бесповоротен.
Но зарево его прошедших лет
Вопросом восстает над горизонтом,
Опережая трепетный рассвет,
Объединяясь с атмосферным фронтом!
…Двух тысяч лет достаточно вполне,
Чтоб третьей тысячей — не поступиться,
Чтоб не позволить сжечь ее в огне,
Чтобы ближайшей сотней — расплатиться,
Чтоб день настал — всем дням насущным днем,
Чтоб хлеб насущный — стал насущным светом!
…Двадцатой картой, шахматным конем
Двадцатый век ушел и стал — ответом…
Июнь 2000г.
ВЕРОЯТНОСТЬ. В первое время после аварии на ЧАЭС 26 апреля 1986 года существовала реальная угроза еще двух взрывов. Эти возможные взрывы по оценкам специалистов, превратили бы в ядерную пустыню территорию в радиусе 500 километров с населением в 35–40 миллионов человек. Но… это — обошлось.
ВЕРСИЯ. Версия Чернобыльской катастрофы? Версий немало — вплоть до ядерного взрыва реактора, до сейсмических явлений (локальное землетрясение было зафиксировано тремя сейсмическими станциями за 25 секунд до аварии), — даже вероятны злоумышленные действия – акции карающего возмездия определенных групп людей. Какая из версий достоверна? И была ли диверсия? Сказать трудно… Также говорят о возможной связи Чернобыльской аварии с солнечной активностью. Возможно, имело место сочетание всех этих (или части) факторов, возможно, что-то еще, о чем мы пока не догадываемся. Точных ответов нет, официальные отчеты объясняют далеко не все странности происшедшего. Возможно, к такому трагическому итогу привела длинная цепь совпадений и нарушений. Случилось то, чего никоим образом никто не предполагал. О причинах аварии спорят до сих пор: виновен ли персонал, допустивший роковые просчеты, или же дело в конструктивных особенностях реактора РБМК-1000, неоднократно вызывавшего массу нареканий, или…
ВЗРЫВ. Взрыв четвертого реактора на Чернобыльской атомной станции 26 апреля 1986 года был таким, что человечество ужаснулось, но, правда, не сразу. Мощность выбросов не имела аналогов во всем мире. По установленным данным, общий вес продуктов выброса составил более 150-и тонн. Сначала… Из жерла реактора в воздух стали вылетать сверкающие сгустки, они поднимались высоко вверх и фейерверком искр сыпались вниз. Над местом взрыва взметнулось малиновое пламя, высоко озаряющее небо над станцией. Его было видно с расстояния нескольких километров. Образовавшееся облако из радиоактивных веществ (высотой до тысячи метров) стало расползаться по направлению ветра, прежде всего, к северу. Так извергаются самые опасные вулканы планеты… По свидетельству многих очевидцев, это было видно с разных далеких точек, и было даже скорее красиво, чем страшно. В течение первого дня высота радиоактивного облака над станцией достигла 1800 метров (по некоторым другим данным — до 11 тысячи метров!), к третьему дню она снизилась до 600 метров и более не поднималась. Из реактора было выброшено до миллиарда кюри радиоактивной энергии. Общая активность выброшенного йода составляла около 10 миллионов кюри, цезия — 2-х миллионов кюри. Не менее опасными были примерно 50 тонн топлива и около 800 тонн графита, остававшиеся в реакторной шахте, которые образовывали как бы кратер вулкана. АЭС стала эпицентром гигантского циклона, вихри которого разносили по громадным территориям смертоносные «подарки». Наиболее пострадали от радиационного загрязнения Украина, Белоруссия, некоторые области России, в первую очередь Брянская и Калужская. 400 тысяч человек вынуждены были покинуть свои дома: по 150 тыс. на Украине и в Белоруссии, и 75 тыс. в России…
ВИНА. Чья вина? Кто принародно признается, что виновен в случившейся аварии? Частично виновны все, сопричастны многие, а конкретно? Или их уже нет в живых? Так что же: не с кого и спросить? Среди конкретных виновников (тех операторов, что якобы нажимали не те кнопки; тех производственников, что изготовили не те панели и пульты; тех конструкторов-технологов, что разработали не те чертежи; тех заказчиков, что заказали не тот проект; тех идеологов, что генерировали не те идеи; тех иных, что делали что-то иное...) — как часто я видела себя...
Кроме конкретных лиц, всего виновников-исполнителей — сотни тысяч. И эти сотни тысяч — что же, случайно оказались виновными в содеянном вопиющем преступлении? Со временем какая-то вина смягчается, какая-то усиливается, какая-то превращается в заслугу.
А с этой — нашей виной — что делать?
ВИРУС. Есть такой медицинский термин у инфекционистов, есть такое понятие и у программистов. Есть и «Чернобыльский вирус», не обошедший стороной наше общество и временами срабатывающий на дату и месяц катастрофы. Не знаю, как часто он срабатывает, еще меньше знаю, много ли от него пользы или вреда, но точно знаю одно: пока такой вирус существует, тематика Чернобыля не перестает быть актуальной. Еще думаю: бывает ли прививка от такого вируса или он сам является прививкой — в каких-то случаях?
Как мало, оказывается, я знаю…
ВЛАСТЬ. Власть и Чернобыль. Чернобыль и власть. Вина и власть… Они — как разбегающиеся галактики от Чернобыльского эпицентра: чем дальше пытается удалиться одна от другой, тем более заметно, как тесно связаны они друг с другом!
ВНУТРИ. Внутри себя — весь мир. Внутри себя — материя, дух, время и пространство. Внутри себя — прошлое, настоящее и будущее. Все вопросы и ответы ищи в себе. Все можно изменить в своей жизни, меняя свое отношение к ней. Кто сказал, что это просто? Это не всегда просто и легко… Прошлое изменить нельзя никак, только будущее — можно вполне, и не только для себя лично, но и для других. Цепочка человеческой жизни: рождение, взросление, становление, выбор пути, образование семьи, болезни, работа, старение, смерть… Во всей этой цепочке, от начала и до конца, в любой момент можно начать работу над собой, и никогда не будет поздно… Положительные изменения, вносимые в жизнь, ускоряют процесс совершенствования и духовного возвышения человека, отрицательные — наоборот. Духовные труженики очищают наш мир от греха и зла, удобряют почву, куда бросят зерна идущие следом за ними поколения. Разрушители и растлители духа насаждают споры сорняков в души человеческие, и прорастают те зараженные души Чернобылем…
Ласкает небо цвет зари.
Горят ночные фонари.
При ярких отблесках витрин,
При свете сумрачных картин
Живут народы и цари…
Закрой глаза и посмотри,
Что у тебя живет внутри!
Июль 2001г.
ВОЗДАЯНИЕ. По делам нашим и воздастся нам — по заслугам, то есть. Заслуги были, куда же от них деться? Видно, заслужили мы Чернобыль...
ВОЙНА 1. Мне совсем не нравится слово «Война», но война против разрушительных сил стихии — единственно оправданные боевые действия, которые человек может применять во имя спасения жизни. Да, в Чернобыле была война, сражение со стихией, с инструкциями, с собственными амбициями, со страстями и пороками, и не просто сражение, а передняя линия фронта выживания человечества. Люди были вынуждены воевать, пусть и не всегда правильно… Мне совсем не нравится слово «Война», но война против разрушительных сил стихии — единственно оправданные боевые действия, которые человек может применять во имя спасения жизни. Были в истории человечества всякие войны: завоевательные, освободительные, религиозные, национальные, революционные, варварские и даже справедливые... Не знаю, может, справедливые — это самые «чистые» войны, только не припомню ни одной такой войны, которая установила хотя бы на малый срок справедливость в каком-то народе или царстве. Неужели намеренное разрушение или захват кому-то принадлежащего добра может осчастливить агрессора? Неужели какой-либо завоеватель уверен, что он действует верно? А проливать кровь одних народов во имя благополучия других? А делить территории или претендовать на передел земель и пространств? А усмирять покоренные народы — ведь победа поработителей порождает в народе ненависть к ним!? А содержать тысячные и миллионные армии? А сторожить границы? — Да если бы все эти силы и средства направить в русло мирного созидания! Получается схема: завоевал — разрушил, разрушил — восстановил, восстановил — защитил, защитил — возродил, возродил — взрастил, взрастил — … Но тут вторгается новый завоеватель, и все по старой схеме: завоевал — разрушил… и так до бесконечности — с вариациями. Едва только появляются слабые ростки мирных дел, укрепляются в почве — их сразу уничтожают, не дают не только плодов дождаться, но и бутонам завязаться. Живем, однако… За всю сознательную историю цивилизации человечество уже успело «пройти» через пятнадцать тысяч (!) крупномасштабных войн…
Нужна ли нам война?
Военные нужны ли?
Не велика ль цена
За то, что мы не в силе
Разумно разрешать
Конфликты и проблемы
И мирно обсуждать
Опасные дилеммы?
Пятнадцать тысяч войн,
А может быть, и боле,
Не впрок нам — и любой —
Вояка поневоле.
И снова, и опять:
Война и эполеты,
Наука побеждать,
Военные бюджеты,
Незыблемость идей,
Высокие мотивы,
Проклятия людей,
Что не остались живы,
Проклятие калек,
Моленья, погребенья;
И так из века в век
До мироубиенья...
Апрель 1990г.
ВОЙНА 5. Все то, что происходит на наших глазах за последние пару десятков лет в десятках точек и регионов планеты, — это и есть Третья мировая война. Она проходит, как сложная хирургическая операция под местной анестезией, почти без обезболивания человеческого сознания. Люди уже привыкли к непрекращающейся бойне вокруг. Они приспособились жить и умирать среди военных действий, приучились постоянно воевать и перекраивать свою историю, стирая и переписывая заново целые ее страницы. Вряд ли на Земле остались народы или страны, имеющие точную, правдивую хронологию своей истории… Моя война родилась задолго до меня. когда я появилась на свет, она уже была, и мне пришлось сразу же вступать в сражение — неосознанно, инстинктивно, незамедлительно. Я родилась вскоре после Второй мировой войны, и все окружавшие меня люди помнили войну. Мой родной город Новгород Великий был разрушен до фундаментов, до исторического первотворения, до обнажения истины.
Я тогда не знала, что все могло бы происходить мирно, и войн вообще можно было бы избегать много, много раньше. Это уж потом, в школе, на уроках истории и других уроках постепенно становилось все понятно. Наша учительница по истории Миндлина Фаина Михайловна вела свои уроки неторопливо, излагала материал подробно, так, как в учебниках не было написано. История древнего мира казалась мне далекой и красивой, а описания войн почти не страшны. Средние века бряцали железом, жарили огнем костров, кипели расправами. Последние века удивляли концентрацией военных успехов и достижений в разных странах, у разных народов. Географические карты были исполосованы стрелами продвижений войск, испещрены линиями обороны, расцвечены флажками сражений и датами побед. Кто-то кого-то всегда побеждал — вот флажок, а в другой раз они менялись местами — вот другой флажок. Зачем все это?
Я копила такие вот вопросы, а после урока спрашивала у Фаины Михайловны:
— Почему люди воюют?
Фаина Михайловна уже успела меня изучить. Помолчав, отвечала:
— Да ты и сама, наверное, уже все поняла.
— Нет, не все. Люди могли бы не воевать.
— Но люди никогда не жили иначе.
— Никогда?
— Никогда. Ты ведь много читаешь, мыслишь самостоятельно. История отражает факты, устанавливает закономерности развития общества, но не может их изменить.
— Только люди могут изменить?
— Наверное, могут…
— Понимаю: смогут, если захотят!
…Фаина Михайловна часто задумывалась, неподвижно смотрела в отстраненную точку мысли и становилась похожей на сфинкса, философа пустынь. Мне казалось, что она лучше многих других знает и понимает весь наш мир и всю его историю. Она преподавала у нас историю и общественные дисциплины с пятого по одиннадцатый класс. Никогда не навязывала своего мнения, не подстегивала идеологически, не торопила с ответом. Была сдержанна. Старалась быть справедливой. Она сама была для меня историей нашего времени. У нее хотелось учиться. После окончания школы, когда я уже поступила в институт, мне редко приходилось встречаться с моими школьными учителями, но с Фаиной Михайловной я встречалась.
Последний раз мы виделись в больнице, где она лежала с тяжелым заболеванием. Она чувствовала себя неважно, но шутила:
— Ну что, почемучка? Не забыла свои «исторические» вопросы?
— Не забыла, конечно.
— А почему не пошла учиться в подходящий институт?
— Вот и папа так же говорит… Не знаю. Но разве жизнь человечества могла бы при этом измениться, ну, при моем «историческом» образовании?
Фаина Михайловна засмеялась:
— Ну, ты опять глубоко берешь! Счастье человека от исторического развития зависит мало. Воспринимать жизнь нужно по-другому. Где-то идет война, где-то мир. Нужно отстраняться от того, что нельзя изменить. Уж если что-то неизбежно…
…Неизбежно многое — жизнь, смерть, любовь… В этой неизбежности личное переплетается с общим, с общественным, с противостоящим, с сопротивляющимся, и назревает — конфликт. Он разрастается, вовлекая в себя другие личности и группы, а те — дальше и больше. Так бы я объяснила начальную причину возникновения войн. Мне одинаково плохо и от самих фактов возникновения войн, и от объяснения происхождения таких фактов. Но что обуславливают такие факты?
Вспоминаю: когда Александр Македонский понял, что он завоевал почти все, что смог, дальше ему стало просто неинтересно жить, он вскоре заболел и... умер.
А ведь был он тогда еще очень молод…
ВОЙНА
Я горю в самолете и тону в корабле,
Как сапер неумелый, подрываюсь на минах.
Я воюю. Воюют со мной на Земле,
Не заботясь о целях, позабыв о причинах.
Африканцы, китайцы и потомки славян,
Пакистанцы, чеченцы, евреи, индусы
Обливают меня кипятком своих ран –
Скорпионы их войн оставляют укусы.
Просыпаюсь от боли, засыпаю — без сна,
Содрогаюсь, рыдаю, продолжаю сражаться,
И во сне меня жадно терзает война!
…Неужели так будет всегда продолжаться?
Почернела Земля от вражды и стрельбы,
От пожаров и взрывов, от напалма и смрада,
От бесцельной, тупой, беспричинной вражды,
Истекая кровями в чистилище ада.
Кто бы смог этот круг, эту цепь разорвать?
Кто б дождался времен, Человека достойных?
Что же мне остается? – Терпеть и страдать —
Все родные погибли в катастрофах и войнах…
…Как заложница – я на себя приняла
Этот груз и ответственность бренного мира.
Мне и мир — как война, мне и жизнь не мила,
И сгорает в огне моя бедная лира…
Сентябрь 2001г.
ВОПЛЬ. Чернобыльская катастрофа — вопль человечества, вопль к человечеству; вопль отчаяния и ужаса, горя и гнева, обреченности и последней надежды!
Кто услышал его?
Кто запомнил его?
Кто остановил этот ужас?
ВОПРОС 1. Дети любят задавать вопросы, потому что еще мало узнали, а хотят узнать больше. Им любопытно, им хочется ясности. Так будет и через десять лет, и через десять поколений.
— Мамочка, а что такое Чернобыль?
— Не помню, но что-то такое было, только давно. Давно и далеко где-то. А тебе зачем?
— Нет, ты не поняла, ребята в нашем садике говорят, что в войну играть можно, а в Чернобыль нельзя.
— Почему это?
— Потому что в войну интересно, а в Чернобыль страшно. Вот я и хочу знать, а что это за Чернобыль такой?
— Ну, спроси у папы.
— Мамочка, я и у папы спрашивал, но он сказал, что лучше не вспоминать, сказал: вырастешь — узнаешь. А я не хочу ждать, хочу сейчас.
— Странно... Но зачем тебе? Играй в другие игры.
— Могу и в другие, но как узнать про это — что это такое?
...Люди помнят далеко не все, что нужно помнить.
Дети человеческие знают только то, чему их учат взрослые и память предков, а когда сами становятся взрослыми, многое уже начинают забывать, ведь забывать иногда легче и приятнее, чем запоминать. Их детям придется долго плутать в потемках. Короткая память — путь к новому Чернобылю, а уж старый-то будет только рад...